Святослав. Возмужание - Страница 31

Великое ликование шло на всех улицах и площадях, – люди пели, плясали, пили хмельную брагу, старый мёд, ягодники, кислый квас и крепкую горилку. Те, кто побогаче, могли себе позволить и греческого вина. Почти все были навеселе, а иные и вовсе пьяны. Визг, хохот и крики витали над заснеженным градом и всей русской землёй в эти дни.

Ольгой владели противоречивые чувства. Волшебный снег и чистый зимний воздух продолжали будоражить память, когда она в детстве и юности также ходила с подружками от одной огнищанской ямы к другой и носила украшенное цветными лентами солнечное коло, в котором было двенадцать лучей-спиц. Желали хозяевам в новом году добра и здравия, богатого урожая и тучного скота, а хозяева за то одаривали колядовщиков гостинцами. Как веселились вокруг Зимы-боярыни, как пускали ночью с пригорка горящее просмоленное коло и пели песни, – всё это помнит княгиня. Но многое с тех пор для неё переменилось. Может, оттого, что минули молодые лета, или от чего иного, только нет прежней радости и удовольствия от простых народных утех, а пьяные драки на улицах вовсе выводят её из себя.

Наконец, въехали на теремной двор, и Ольга поспешила в светлицу.

Сняв шубу, она подошла к огню, жарко пылавшему в печи, и протянула к нему озябшие руки. Пардус крепко спал у тёплой стены и на появление Ольги даже ухом не повёл.

«Обленился совсем, – мимоходом подумала княгиня. И сразу вслед за этим нахлынули тревожные мысли о сыне. – Как там мой Святославушка, считай, один в холодном диком лесу. Зачем, зачем я его отпустила? – в который раз укоряла себя. – Всеми силами надо было удержать. Послушала кудесников, сама не знаю, как вышло. Видно, наваждение наслали, они это умеют…»

Ольга страстно любила сына. Вышло так, что многие годы боги не давали им с Игорем наследника. Щедрые жертвы не исправляли дела. Всё вроде было при ней, – и стать женская, и здравие, и краса, и любовь Игоря, а понести никак не могла. Сколько было слёз и отчаяния, бессонных ночей, а горше всего – острых, как жала, взглядов и приглушённых шёпотов «пустая»… Игорь не корил её, но порой от его красноречивого молчания перехватывало дух, почище удавки на шее. Ольга помрачнела, вспоминая неприятное. Пожалуй, тогда и обратилась она к христианской вере, может, хоть этот бог поможет в её женском несчастье. Отец с матерью, когда живы были, тоже склоняли её к этому. Но ей поначалу не нравилась строгость да постоянная воздержанность христианских молитв и обрядов. Но постепенно, послушав объяснения и проповеди христианских священнослужителей, она стала находить в этом отраду и убежище. Да и что говорить, многие из варягов, особенно тех, кто был темником да боярином в дружине, стали христианами, и Игорь тому не особо препятствовал. Ильинскую церковь позволил на Подоле срубить. И Ольга стала всё чаще тайком ходить туда молиться вместе с варягами. А потом, также тайно от мужа, приняла святое крещение. И услышал, наверное, Господь единый и всемогущий, дал наследника. А вскоре Игорь был убит древлянами. Святослав остался единственной надеждой и опорой.

– Мать княгиня! – прервав размышления Ольги, на пороге возник охоронец Фарлаф. – К тебе визанские гости пожаловали.

– Проведи их в гридницу, я сейчас. – Ольга вновь стала собранной и уверенной. – Устинья! – кликнула она. – Подай мне зелёное оксамитовое платье с жемчугами и горностаевую душегрейку.

Уложив с помощью девушек растрепавшиеся было косы, покрыв их платом и надев золотой венец с самоцветными каменьями, княгиня свойственной ей величавой походкой, полной достоинства, вышла в гридницу.

Византийские гости, что постарше, вполголоса переговариваясь, сидели на лавах, расстегнув собольи шубы и сняв лохматые русские шапки. На ногах у всех были русские валенки – единственное спасение от непривычных для греков холодов. Молодые греческие юноши стояли у стены, держа в руках какие-то ларцы, тюки и свёртки.

С появлением княгини гости дружно встали и склонились в низком учтивом поклоне. Ольга взошла на трон, принадлежавший ещё Игорю, изукрашенный дивными перламутровыми раковинами, жемчугами и самоцветами, и обратила взор на купцов.

Старший из них по имени Апраксий – небольшого росточка тучный грек с крупным крючковатым носом и седыми мохнатыми бровями, – учтиво улыбаясь, сказал, старательно выговаривая русские слова:

– Великая княгиня и мудрая правительница русской державы! От имени христолюбивого базилевса греческого Константина Седьмого Багрянородного и нас, его верноподданных, скромных гостей византийских, позволь приветствовать тебя и пожелать здоровья и процветания тебе, твоему сыну, великому наследнику Святославу и всей земле русской! В знак искреннего расположения и глубокой дружбы позволь передать тебе, великая княгиня, эти небольшие дары по случаю ваших Колядских святок и нашего величайшего праздника Рождества Христова!

По знаку Апраксия двое юношей, подняв большой окованный ларь с витиеватым узором на крышке, поднесли его на расстояние нескольких шагов от княгини и с поклонами удалились. Даже с затворённой крышкой из ларя растекались удивительно тонкие душистые ароматы.

– Византийские масла, благовония и притирания для светлейшей княгини! – провозгласил грек.

Так же, повинуясь руке Апраксия, на дубовый стол легли, нежно шурша, тончайшие паволоки, тяжёлые бархаты и парча, а в малом ларце заискрились золотые украшения с дорогими самоцветами.

– А ещё во дворе, светлейшая, трое саней с винными амфорами – самое лучшее вино из солнечной Византии!