Святослав. Возмужание - Страница 37

Когда от науки голова начинала идти кругом, старик отпускал отрока порезвиться в сугробах. Он приходил весь мокрый, раскрасневшийся, от разгорячённого тела клубами шёл пар. И опять княжич был готов постигать волховские премудрости.

Но сейчас, в одиночку, заниматься ничем не хотелось. Колядские праздники – всегда такие шумные, озорные, с песнями, колядками, игрищами на улицах и площадях, с хороводами вокруг Зимы, кулачными боями мужиков, катанием на санях с крутых горок и берегов Непры, хождением ряженых – так и вставали перед глазами. «Да, в Киеве сейчас весело», – вздыхал юный княжич.

Вчерашний день был долгим, а нынешний и вовсе унылый. Ещё утром, идя за дровами, Святослав заметил вокруг избушки следы волка, – прежде хищники никогда не подходили так близко, а сейчас словно знали, что Велесдар в отлучке. Устав читать и писать, Святослав в задумчивой печали сидел у огнища, подбрасывал в печь сухие ветки и наблюдал, как Огнебог поглощает предложенный ему корм. Куча поленьев быстро таяла, – надо бы ещё принести, за печь положить, пусть подсохнут.

Натянув кожух, Святослав вышел на свежий морозный воздух. С удовольствием вдохнул его полной грудью и вдруг увидел на кровле второй половины избушки, служившей хлевом для Белки… матёрого волка. Зверь скосил глаза на отрока и, поняв, что опасности для него человек не представляет, грозно зарычал, вздыбив шерсть на загривке и оскалив жёлтые клыки. От мускулистой фигуры, от глаз, полных злобной уверенности, истекала такая мощь и сила, что Святослав замер от неожиданности и страха. С трудом оторвав налитые тяжестью подошвы, он вбежал в избушку, выхватил из печи два горящих полена и снова выскочил за дверь. Но зверя уже не было, только свежие крупные следы по сугробу, что намело почти вровень с крышей хлева, говорили о том, что хищник ему не привиделся, а в самом деле только что был здесь. Одно из поленьев меж тем крепко припекло палец на правой руке, и Святослав одно за другим выбросил свои горящие орудия в снег, где они исчезли, недовольно зашипев и выпустив по струйке белого пара. Обтерев снегом копоть с рук и ещё раз оглядевшись вокруг, отрок вернулся в избушку.

Тоска ещё крепче сдавила сердце. Вспомнились видения прошлого, которые Велесдар показывал тогда в кринице. А можно ли в ней увидеть настоящее, которое далеко? Сколько раз он был очевидцем, как по просьбе приходивших людей кудесник в той же кринице, жбане воды или просто в горящем кострище показывал им близких, о судьбине которых они беспокоились. Тогда Святослав не обращал на это особого внимания, а сейчас ясно вспомнил слова Велесдара о том, что ежели долго с одной мыслью глядеть на воду или в огонь, то можно узреть желаемое.

Княжич закрыл глаза и подумал, что сейчас ему больше всего на свете хотелось бы увидеть верного пардуса и любимую маму Ольгу.

Он просидел так некоторое время, подражая Велесдару, прочитал заговорные слова, какие помнил, затем вновь устремил взгляд на огонь. За движущимися красными тенями жарко светились огоньки углей. Или это вспыхивали глаза Кречета? Нет, это не глаза, это отблеск семисвечного хороса в знакомой гриднице на зелёной столешнице. Матушка по-праздничному нарядная рассматривает что-то лежащее перед ней – не то узор, вышитый девушками, не то рисунок. Рядом с ней осанистый муж в чёрном – это же священник из Ильинской церкви! Держит себя важно, но учтиво, что-то объясняет матери. У её ног на медвежьей шкуре безучастно лежит Кречет. В полузакрытых глазах – равнодушие и тоска, только уши чуть шевелятся, прислушиваясь к голосам людей.

Святославу захотелось потрепать пардуса по загривку, обнять за шею, прижаться к тёплому шерстяному боку, сказать ласковые слова и поведать про встречу с волком.

Зверь, будто почуяв что-то, поднял голову, покосился по сторонам, потом взглянул прямо на Святослава своими янтарными глазами, забил хвостом и заурчал, одновременно радостно и жалобно. Вскочив, он начал метаться, будто хотел преодолеть невидимую преграду между ними. Взгляд пардуса проникал в самую душу, и вместе с ним Святослав почувствовал тоску, смертельную тоску, смешанную с тихой радостью.

Не выдержав этого взгляда, Святослав сорвался с места, бросился на лаву и с головой накрылся тулупом. Из его груди вырвались рыдания, тело судорожно содрогалось. Предавшись слезам и переживаниям, отрок не заметил, как к нему подступил сон. Мысли просто перешли в видения, переплетаясь и смешиваясь с ними. Долго ли проспал он и спал ли вообще, юный княжич не понял сам. Видения ушли, но неясная тревога осталась.

«Просто я очень соскучился по дому, – подумал Святослав, – вот и затосковал. Нет, не только это, – возразил он сам себе, – ещё что-то неприятное, и… ах да, волк, именно этот грозный лесной хозяин – причина тревоги. Но почему, ведь он подался прочь, а в избушке бояться нечего, даже голодный зверь не решится в одиночку пробраться в человеческое жильё. Другое дело в лесу…» Святослав вышел в крохотные сенцы, зачерпнул ледяной воды из корчаги, и в этот миг острая, как клинок, догадка пронзила его. Он резким толчком отворил скрипучую от мороза дверь. Так и есть, вот-вот начнёт вечереть! Единым духом он вскинул на плечи тулупчик, уже привычным движением вставил за голенище засапожный нож и стремглав выскочил за дверь. Как же, как он мог забыть, дедушка должен скоро вернуться, а голодный злобный зверь удалился как раз по той тропе, по которой возвращаться Велесдару. «Как же я сразу не сообразил, – холодея от страха теперь уже за старика, клял себя Святослав. – Один на один с матёрым зверем в предвечернем лесу! А я в этот миг валяюсь на лаве да будто малое дитя о доме хнычу! Как же так, что же делать?» Тревожные мысли бились в голове, будто хотели расколоть череп, шумное дыхание рвалось из груди, тело не чувствовало лютого мороза, полы расстёгнутого тулупчика волочились по глубокому снегу, в котором княжич иногда утопал выше колен.