– Убери! – приказал Святослав.
– Однако воевода Свенельд распорядился… – растерялся стременной.
– Что едят нынче на полдник все простые воины?
– Вяленую конину…
– Принеси и мне, – сурово сказал княжич. – И отныне давай только то, что едят все, уразумел?
– Уразумел, – буркнул стременной, не посмев ослушаться. Святослав принялся за трапезу.
Он не успел одолеть и половины куска жёсткого тёмного конского мяса, как чуткое ухо его уловило какие-то посторонние звуки, вплетающиеся в привычный шум и гомон Ратного Стана.
Княжич перестал жевать и вытянул шею, прислушиваясь. Потом, как был, без тулупа, выскочил наружу. В ворота въезжал отряд усталых, но довольных дружинников. Из заиндевевших конских ноздрей на морозном воздухе клубился пар, крепкие копыта взбивали истолчённый снег на дороге. А следом показались и знакомые сани с резной деревянной будочкой, обитой изнутри, как было ведомо Святославу, мягким войлоком и шкурами.
– Мать княгиня вернулась с полюдья! – мигом разнеслось по Стану.
Из дома навстречу поспешил воевода Свенельд. Собрались темники, приветствуя Ольгу.
– Здравствуй, воевода! Здравы будьте, темники, дружина и рать! Нынче воротилась я с доброй данью, по сему случаю велю завтра дать праздничную трапезу и сверх того каждому воину по ковшу хмельной браги!
– Слава княгине! – загремело над Станом.
Ольга подошла к сыну, обняла его, прижав к груди бритую голову.
– Здравствуй, сынок! Совсем ты от дома отбился, в тереме сказывают, днюешь и ночуешь тут. Я вон тебе яств заморских привезла, посласти язычок-то…
Дюжий гридень принёс расписной короб. Воевода, несколько темников и Ольга с сыном прошли в терем к Свенельду, и гридень стал выставлять на стол красивые сосуды. То в виде раковин, то чудные узкогорлые кувшины, а также золотые и серебряные блюдца и ковшики, в которых находились душистые и тягучие, как мёд, или насыпанные горкой кусочки лакомств, некоторые уже известные – восточный шербет, земляной орех в меду, рассыпчатая халва, – а иные виденные впервые.
Святослав обеспокоенно оглядел сладости и метнул быстрый взгляд в сторону темников. Ему показалось, что Издеба что-то рассказывает Горицвету с Притыкой, и те прячут снисходительно-насмешливые улыбки. «Верно, про нашу вылазку к греческим торговцам поведал, – решил княжич. – А теперь ещё эти сласти… Подумают, что я чревоугодник…»
Отрок поднял глаза на мать, которая смотрела на него любящим и внимательным взором, ожидая, как он похвалит её гостинцы.
Тяжело вздохнув про себя, Святослав нехотя ковырнул в одном, другом блюде, съел пару кусочков, не разобрав чего, и поспешил поблагодарить.
– Да что ты, – удивилась Ольга, – и не ел ведь ничего!
– Дякую, мамо, я сыт. Всё, что нужно, тут есть…
Ольга взглянула на недогрызенный кусок вяленой конины на столе и помрачнела. Как всякая мать, она не понимала, что предложение лакомств и проявление нежной заботы при людях унижало мужское достоинство её взрослеющего сына, поэтому отказ Святослава обидел её.
– Ладно, нечего время попусту тратить, – произнесла она, плохо сдерживая чувства, – приезжай, сынок, со Свенельдом вечером в терем, побудь с матерью хоть немного…
Опираясь на крепкую руку воеводы, она взошла в сани, напомнив, чтоб непременно привёз Святослава.
Вечером, дав Свенельду распоряжение, что выдать дружине из княжеских запасов, Ольга затем стала высказывать недовольным, даже раздражённым голосом:
– Что ж это ты, воевода, обучение княжича невесть кому перепоручил, или у самого руки уже не доходят? Святослав с грубыми мужиками сам час от часу грубеет. То в лесу старые колядуны его сухим хлебом да травой потчевали, в Киев вернулся, глядишь – одной жёсткой кониной питается, будто пастух какой…
Свенельд молчал, зная, что княгине лучше не перечить, надо перетерпеть, а потом уж высказывать свои соображения.
Подождав, когда раздражение Ольги выплеснется, он осторожно напомнил, что обучение дружинников – даже самых знатных – всегда так велось, начиная с пути простого воина.
– Что ж, значит, надо менять порядки, – сухо сказала Ольга. – Негоже князю Руси в окружении мужицком воспитываться. Ты вот что сделай, Свенельд, – уже спокойней сказала она. – Отбери-ка отдельно детей тысяцких, боярских и купеческих сыновей, и пусть княжич вместе с ними, а не огнищанскими отроками науку воинскую постигает…
Слова Ольги пришлись Свенельду по душе.
– Светлую мысль изрекаешь, мать княгиня, – отвечал он, – собрать детей начальников и сделать из них особую дружину будущих тысяцких и темников – воистину велик твой замысел! В такую дружину я своего сына Гарольда первым готов отдать!
– Вот и добре, завтра с утра и начни…
Ольга махнула рукой, отпуская воеводу, и поспешила в светлицу, где её дожидался сын.
На следующее утро у ворот Ратного Стана собрались первые два десятка боярских и темницких сыновей. Был тут Путята, боярский сын, малый Издеба – серьёзный отрок, сыновья Притыки и Мечислава, темника Горицвета – такой же чернявый и весёлый юноша – точная копия отца, уже знакомые купеческий сын Олеша, боярич Журавин и другие юноши. Свенельд, как и обещал, привёл Гарольда – долговязого отрока чуть постарше Святослава. В отличие от Свенельда он был темноволосым и кареглазым, однако конопушки на носу и очень светлая кожа показывали смесь восточных материнских кровей с северными норманнскими. В характере его преобладали напористость и деловитость.