С утра Святослав с Ладомилой собирались идти на Требище. Святослав по воинской привычке споро натянул праздничное одеяние и сидел на широкой резной лаве, любуясь ловкими движениями и ладным станом молодой жены.
Как быстро Яр сменился Купалой! Они даже не заметили. Ни подчёркнутая холодность матери, ни постоянные ратные заботы Святослава не могли омрачить праздника души, который длился для них, молодых и счастливых.
«Ничего, – думал Святослав, – скоро мать привыкнет и отойдёт сердцем. Ведь у неё доброе, нежное сердце, только она прячет чувства, боясь показаться слабой. Как можно не любить мою Ладушку? Вон как она ловка да быстра, а за это время стала ещё краше, – упругое тело округлилось, обрело манящие очертания…»
Будто угадав мысли мужа, Ладомила, вертевшаяся перед серебряным зеркалом, оглянулась, лукаво блеснула очами, вихрем пронеслась через горницу, затем покружилась и, остановившись, спросила с весёлым смехом:
– Ну как, ладно сидит? – имея в виду новую понёву, расшитую по низу цветами и перехваченную на стане широким поясом.
Святослав потянул её за руку и усадил к себе на колени.
– По мне, так лучше вовсе безо всего… – прошептал он, стискивая жену в объятиях.
– Святославушка, не так крепко, силушка ведь у тебя Перунова, а меня теперь нельзя шибко тискать…
– Отчего? – посерьёзнел Святослав.
Ладомила опустила ресницы, щёки её зарделись стыдливым румянцем.
– Оттого, богатырь мой, что зачала я, видно, сразу в Яровы дни. Велика ведь сила Ярилина… Первый месяц я ещё сомневалась, а теперь точно уверилась…
Святослав помолчал, затем бережно привлёк жену, поцеловал в шею и молвил:
– Тогда нынче не токмо Купале жертву принесём, но и Яриле воздадим молитву особенную. Пусть благословит нас сыном!
– А ежели девка будет? – лукаво прищурилась Ладомила.
– Никаких девок! – решительно заявил Святослав. – Мне нужен сын, который станет воином!
– Почто раньше времени загадывать, – примирительно отвечала Ладомила. – Пойдём лучше, Болеся с Горицветом нас, верно, уже заждались.
Они отправились сначала к Перуновой горе, а затем на берег, где готовилось место для возжигания священного Купальского огня.
Веселье собравшихся за праздничной трапезой на большой поляне было в самом разгаре. Вздымались к небу рога и ковши с хмельным мёдом, провозглашалась хвала богу Купале и прочим богам славянским. Почти всех собравшихся Святослав знал – это были молодые пары, которые, как и они с Горицветом, выбрали себе суженых в Ярилиной роще, и те, что обрели друг друга в прошлые Купальские ночи, и молодёжь, что только готовилась нынче прыгать через кострище с девушками.
– Гляди! – указал кто-то на всадника, скачущего по тропе. – Мы только праздновать начали, а кое-кто уже назад возвращается, да спешит-то как!
– Это он, верно, суженую свою забыл, а теперь вспомнил да отыскать торопится!
Дружный смех был ответом на шутку. Все подняли головы, следя за быстро приближающимся всадником.
– Коня чересчур шибко гонит, – настороженно произнёс чей-то голос.
Всадник направлялся прямо к ним.
Святослав первым узнал одного из своих сотников сторожевой службы и поднялся навстречу.
– Беда, княжич! – крикнул сотник, осаживая коня. – Печенеги на Киев идут!
На мгновение все замерли, осмысливая услышанное. Потом задвигались, засуетились, не забыв при этом погасить факел, которому не суждено было нынче возжечь Купальское кострище.
– Ладомила, Болеся, все жёны и девушки, расходитесь по домам! Юноши – со мной в Ратный Стан! – распорядился побледневший от волнения Святослав и, взяв у сотника лошадь, помчался впереди всех.
Когда они подоспели, в Ратном Стане уже всё кипело и бурлило. Призывно гудели турьи рога, созывая воинов. Те поспешно собирали припасы, проверяли оружие и конскую сбрую, увязывали поторочные сумы.
У темницкого шатра Святослав встретил Притыку в полном воинском облачении – в броне, опоясанного мечом, но без шелома. Чело его было мрачным, лицо каким-то почерневшим, таким Притыку Святослав не видел никогда.
– Притыка, что там? – нетерпеливо спросил княжич. – Это от Издебы посланник прискакал?
Притыка ничего не ответил, словно не слышал обращения, и, повернувшись спиной, пошёл в шатёр. Растерянный княжич перевёл взор на стременного, который подтягивал подпругу темницкого коня. Закончив, стременной медленно выпрямился и, утерши со лба пот, со вздохом сказал Святославу:
– Издеба, друг Притыки и наш верный товарищ, пал в сече с ворогом на Курянских границах, так передал гонец. И многие из его тьмы тоже полегли. Токмо благодаря им не застали нас печенеги в великий праздник…
Притыка, выйдя из шатра, остановил взгляд на Святославе, молча положил ему руку на плечо и крепко сжал, затем, пряча в очах боль, надел шелом, круто повернулся, вскочил на коня и стал давать короткие отрывистые приказания своим тысяцким и полутемникам.
В груди Святослава сдавило так, что стало трудно дышать. Он сорвался с места и помчался по Стану. Вбежав в свой шатёр, путаясь в рукавах, натянул лёгкую кольчугу, затем стал пристёгивать боевой пояс с ножнами для меча и кинжала-акинака. Нервное возбуждение не давало исполнить привычную работу быстро, княжич торопился и делал много лишних движений. В голове стучало сразу несколько мыслей: печенеги, война, Издеба… Неужели старый Издеба погиб? Он так и стоял перед очами Святослава: высокий, крепкий, всегда обстоятельный и спокойный. Трое неизменных друзей – Горицвет, Притыка и Издеба – ходили в боевые походы ещё вместе с его отцом. Надёжные, опытные темники, лучшие из воинов в Старшей Дружине, всегда поддержат, научат, подскажут. Святослав часто вспоминал ту первую встречу в Ратном Стане, рассказ о Древлянской войне и о том, как Издеба тогда впервые посадил Святослава на боевого коня. И теперь княжичу не верилось, что одного из неразлучной троицы вдруг могло не стать…