Святослав. Возмужание - Страница 81

Когда лодии наконец отошли от берега и устремились дальше по днепровскому руслу, Фарлаф протянул Ольге невзрачный на первый взгляд желтовато-коричневый кусок камня.

– Вот, светлейшая, мои люди на берегу нашли.

– Что это?

– Латырь, княгиня, или электрон по-гречески. Тут фунтов пять будет… Лодейщики рекут, на участке от Несыти до Волногона их много попадается.

Ольга взяла латырь, посмотрела на свет. Камень заиграл тёплыми золотистыми бликами, а внутри виднелись будто живые несколько букашек.

– Дякую, Фарлаф! – впервые за последние сутки устало улыбнулась княгиня. – Я потом велю сделать из него ожерелье или ларец…

Далее караван, будто в награду за испытанные тяготы, целых тридцать вёрст плыл спокойно, развернув паруса. Люди отдыхали, любовались проплывающими мимо островами, поросшими дубами, клёнами, вязами, дикими грушами, вербами и кустарниками, в которых гнездилось множество птиц. А на открытых пространствах часто мелькали то лисы, то дикие козы, то степные сайгаки, косули и кабаны.

Остался позади Песчаный остров, на котором, если верить рассказам, находят особенно большие куски латыря – до десяти фунтов!

Величественно проплыл Большой Дубовый остров в четыре версты длиной. Здесь река поворачивала на заход и текла почти наперерез своему прежнему руслу, образуя изгиб, похожий на лук. Место сие так и именовалось – Перунова Прилука.

В одной из тихих заводей, кишащих множеством рыб, лодейный начальник велел остановиться.

– Скоро новые пороги – Волногон, потом Вертун, а там и страшное Волчье Горло. Передохнуть надобно, собраться с силами, – пояснил он.

Ему никто не перечил. После Несыти, отобравшей столько сил, всем хотелось есть и спать.

Выйдя на сушу, дружинники развели костры. Поймать нужное количество рыбы тут не составляло труда – она сама шла в сети. И скоро по берегу разошёлся вкусный дух рыбной юшки, сдобренной солью, греческим перцем и лавровым листом. Тут же у костров люди и засыпали, сморенные усталостью и обильной едой. Только дружинники, сменяя друг друга, продолжали неусыпную службу по охране людей и судов.

На следующий день лодейщики, пользуясь тем, что люди остались на берегу, начали сплавлять суда к следующему порогу и через неглубокие прибрежные ручьи протаскивать их дальше, как делали это, преодолевая первый и второй пороги. Непра тут разливалась в мелкое и широкое озеро с торчащими повсюду камнями, через которые река гнала свои волны, а потом ухала вниз с почти саженной высоты. Однако после Несыти этот порог не казался такой страшной преградой, хотя и требовал к себе весьма внимательного отношения.

Одолев Волногон, лодии дождались шедших берегом людей и двинулись дальше. Очень скоро – буквально через пять вёрст – на их пути предстал Вертун, шестой порог. По сравнению с остальными он также был невелик, однако река образовывала здесь ужасный водоворот, – крутила и вертела попадающие в него камни, ветки, брёвна, трупы неосторожных животных. Надо было плыть, прижимаясь как можно ближе к левому берегу, и стараться при этом не напороться на подводные камни и скалы.

– Волногон и Вертун ещё называют Дед-порог и Внук-порог, – рассказывал старший лодейщик внимательно слушавшим его княгине Ольге и отцу Григорию, когда опасное место осталось уже позади. – Перед ненастьем пороги перекликаются между собой: загудит, зашумит Дед-порог, а потом застонет тяжко и смолкнет. Ему отзывается Внук-порог: заревёт, завоет и стихнет. И опять Дед-порог начинает, а Внук-порог подхватывает, будто существа живые, аж кровь в жилах стынет…

Кандыба придвинулся ближе и тоже с интересом слушал лодейного начальника.

После Вертуна Непра возвращалась назад, к прежнему руслу, берега становились пологими и сближались между собой.

– Тут, за островом Таволжаным, ширина реки не превышает двухсот саженей, – рассказывал дальше начальник, – что является удобным местом для переправы с одного берега на другой, хотя течение здесь весьма быстрое. Перевоз именуется Таволжаным по имени острова, который мы только что минули. Видите, он покрыт густым лесом, – там на дубах обитают орлы, в липах щебечут весной соловьи и перекликаются иволги. И ещё растёт много таволги, или, иначе, лабазника, которым лечат коней от мочезадержания. К Таволжаному перевозу, – вёл дальше рассказ судопроводчик, – сходятся древнейшие дороги. С правого берега – Муравский шлях, по которому купцы издавна ездили к грекам по соль и рыбу. Переправившись на левый берег, – указал лодейщик рукой, – они попадали на Одвечный шлях, по какому ещё наши Пращуры-скифы ездили к грекам на полудень менять овец, шкуры и сало на их сукно, вино, золотые обручи и ожерелья. Однако в последние времена купеческих обозов почти не стало – их грабят и убивают в степях кочевники. Потому торговый люд предпочитает идти, как мы, водным путём – через Непру с её страшными порогами, в сопровождении вооружённой охраны.

За Таволжаным вдоль левого берега протянулся странный остров, похожий на какое-то чудовище, лежащее в воде головой на полночь, а хвостом на полдень.

– Что за остров такой? – обратился Кандыба к Славомиру, поскольку лодейный начальник ушёл по своим делам и прервал столь интересные пояснения.

– Змиева скала, – отозвался Славомир. – Я слыхал, будто это окаменевший змей, что некогда родился из огненного облака на Боспоре и был послан греками захватить нашу землю. И никто не мог одолеть его, потому как только отрубят витязи змею голову, а на её месте три новых вырастает. Это боги греческие дали ему силу чёрную, неодолимую. И возопили тогда наши Пращуры к богам – Сварогу, Перуну и Свентовиду, и те послали небесные рати Сварожичей. Пришли Сварожичи и огненными перунами поразили боспорского Змея. Тот упал в Непру и превратился в камень.