Святослав. Возмужание - Страница 110

110

Между тем в Киев приспел гонец.

– Отворяй! – крикнул он охоронцам у городских ворот. – Срочное послание княгине-матери и воеводе Свенельду от темника Веряги!

Вскоре по всему Киеву с быстротой молнии разнеслась весть о том, что Веряга сразился с вражеской тьмой. А та тьма оказалась Славянской, состоящей из хазарских невольников, которых отправили на подмогу печенегам. Веряга разбил ту тьму, многих взял в плен, и скоро они будут в Киеве. Сам же темник преградил путь печенегам у Перуновой Прилуки и просит помощи.

Свенельд немедля выслал к нему Лесину с его тьмой.

А кияне ещё долго были взбудоражены сообщением о хазарских славянах, и, когда унылая вереница пленников вошла в град, крики «Ганьба» преследовали их повсюду. Старики плевались, а мальчишки швыряли камни. А иные сердобольные жёны одёргивали отроков, говоря, что не по своей воле по шли супротив Киева эти несчастные, а по принуждению, ведь у них там тоже дети и семьи остались…

По велению княгини Ольги часть пленных тут же была продана киевским купцам и боярам для домашних работ. Те, кто владел ремеслом, были приставлены в помощь кузнецам, скорнякам и медникам. Большую же часть ждала тяжкая участь быть проданными византийцам и прочим чужеземцам в вечное рабство.

В Киев со всех сторон продолжали сходиться ратники и дружинники. Однажды утром послышался шум, и густая туча пыли встала на дорогах со стороны захода солнца. Кияне испугались: неужто враг незаметно к самым стенам подобрался? Но уже отворялись ворота, и в Киев вступала Волынская рать, встреченная громкими криками и ликованием.

Свенельд велел дать всем хмельной браги, брашна и два дня на отдых и сборы. После Волынской тьмы подоспели смоленчане и другие.

Киев готовился к обороне и, на всякий случай, к долгой осаде.

А на полудне, где раскинулись широкие степи, где Непра течёт, повернув на заход, и самые страшные пороги Несыть, Волногон и Вертун преграждают ей путь, там, у Перуновой Прилуки, идёт большая скачка русской и печенежской конницы.

Молодой печенежский князь Курыхан спешит прорваться на полночь, понимая, что чем скорее соединится он с хазарским Яссаахом, тем крепче ударят они по русам, тем вернее будет победа и богаче добыча.

Только встал на его пути темник Веряга со своими двумя полутьмами. Схватились они, будто могучие барсы. Неизмеримо больше воинов и молодого натиска у Курыхана, а у Веряги опыта и смекалки. Да и выучка у русов отменная, – действуют слаженно, без суеты, однако везде поспевают. Недаром Веряга был одним из лучших киевских темников, на расстоянии чуял он противника и, казалось, читал все его тайные замыслы. Русы объявлялись то у порожских курганов, преграждая путь печенежской коннице, то борзо смещались к восходу, так что казалось – они были везде. Только что были здесь, глядь – уже птицами летят по степи, чтоб перенять печенегов в другом месте. И видит Курыхан, что русов меньше числом, да нападают они столь дерзостно, что поневоле закрадывается мысль: где-то неподалёку скрываются основные силы противника.

Незаметно, будто степной волк, подкрался очередной вечер, а за ним ночь раскинула над землёй тёмно-синий полог, будто огромный шатёр, усеянный золотой вышивкой звёзд.

В печенежском стане прямо под открытым небом уснули запылённые и уставшие воины, крепко сомкнув чёрные как ночь раскосые очи. Степной ветер, пролетая меж шатрами вое начальников, шевелил выбившиеся из-под кожаных шлемов, отороченных лисьим и волчьим мехом, тёмные волосы спящих на земле кочевников, а потом мчался обратно в степь, разнося далеко окрест крепкий дух человеческого и конского пота, навоза, сыромятных ремней, кисловатый запах мехов с хмельным кобыльим молоком.

У небольшого костра, защищённого с северной стороны от ветра и взоров противника растянутой шкурой, стоял молодой князь Курыхан, теребя короткую плеть с украшенной серебром и дорогими каменьями рукоятью. Иногда он резко взмахивал ею в воздухе, как бы подкрепляя раздражённый тон своих слов. Напротив, неотрывно глядя в пламя, сидел, скрестив кривоватые ноги в мягких кожаных сапогах, коренастый пожилой военачальник.

– Что молчишь, Саят? Не ты ли учил меня воинским хитростям? День проходит за днём, будто лошади в табуне, а я кладу своих лучших воинов и не могу пробиться к Киеву. Что подумает обо мне Яссаах? Ну, отчего молчишь? – повысил голос Курыхан, стеганув плетью по голенищу.

– Хитёр, будто степной лис, и ловок, как камышовый кот, этот рус Феряга, – степенно обронил старый печенег. – Каждый наш шаг чует, оттого что много нас…

– Что ж, ты предлагаешь мне свои тьмы по степи рассеять, чтоб русы нас поодиночке перебили? – гневно сверкнул очами Курыхан и так сжал рукоять плети, что косточки его смуглой руки стали жёлтыми, как высохшая трава.

Старый печенег оторвал взор от огненных языков и пронзительно взглянул на молодого, прищурив свои и без того узкие глаза.

– Нет, могучий хан, напротив! Я предлагаю вступить в открытый бой с Ферягой. А тем временем десяток наших лучших воинов зайдут с тыла и убьют его. Мы обезглавим русское войско и тогда покончим с ним.

Курыхан быстро сообразил, что придумал его советник, старый опытный Саят.

– Почему десяток, пусть пойдёт сотня!

– Нет, хан, сотня воинов – много следов. Русы увидят, будет погоня. А десятку затеряться легко, будто горсти песка средь травы…

– Хоп! Будь по-твоему! – согласился Курыхан, засовывая плеть за голенище. – Только сам отбери лучших лазутчиков да напомни им – не привезут мне голову руса, тут же лишатся своих!

110