Святослав. Возмужание - Страница 109

109

– Передали мы твоё слово темницкое, Веряга, чтоб переходили к нам и вместе сражались против хазар с печенегами… – Говоривший умолк.

– Ну? – с железом в голосе поторопил Веряга.

– Не могут они сделать этого. Земли их, дома, дети с жёнами под хазарами. Вот эти только согласились перейти к нам, остальные твердят, что тархан отомстит им лютой расправой. Да и военачальники у них все хазары, и сотня хазарских воинов приставлена для надзора. Потому они согласны лепше смерть принять от мечей наших…

– Значит, так тому и быть! – жёстко закончил Веряга. – Сигнальщикам – трубить к битве! А этим, – кивнул он на перебежчиков, – верните мечи. Пусть встанут в передовые сотни и на деле докажут свои слова о верности Киеву.

Опять запели рога, и вслед за этим началась кровавая рубка. Русская кровь потекла на русскую землю, и слились в едином гуле последние стоны умирающих и возгласы начальников, звон мечей, стук щитов, конское ржание и крики раненых.

Уже вечерело, когда закончился бой. Славянская тьма была разбита и рассеяна. Остатки её вместе с хазарской сотней ускакали в степь. Но в душах киевлян не было торжества победы. Славянская тьма сражалась не в полную силу, многие намеренно подставляли себя под меч, поэтому сеча больше походила на простое смертоубийство.

Обезоруженные пленные стояли понурив головы. Веряга подъехал к ним. Воины, что собрались подле, расступились, пропуская темника. Старый сотник, которому была поручена охрана пленных по дороге в Киев, обратился к Веряге:

– Темниче, многие из захваченных хотят влиться в нашу тьму, просят вернуть коней и оружие…

Веряга сжал челюсти и грозно сверкнул очами.

– Я русский темник, а не хазарин, слов своих по два раза на дню не меняю! Кто супротив нас бился, захвачен в плен, как враг. Пешком гнать их до самого Киева, и как мать Ольга решит, то и будет!

Веряга круто развернул коня и поехал прочь по полю, усеянному телами. Меж мёртвых ходили живые, подбирали оружие, выискивали раненых, а павших сносили на середину, чтобы предать земле, дабы не стали тела погибших воинов пищей воронам и шакалам.

Согбенная спина в кожаной рубахе и растрепавшиеся русые кудри показались Веряге знакомыми. Воин сидел на земле. Перед ним лежал поверженный рус из Славянской тьмы. Веряга объехал воина и узнал в нём первого перебежчика. Остановившимися остекленевшими очами глядел тот на чело убитого. Веряга хотел спросить, не родич ли ему этот мёртвый хазарский рус, но горе и боль, переполнявшие русоволосого, не позволили темнику нарушить святую минуту человеческой скорби. Уже отъехав дальше, Веряга услышал позади мерные удары. Оглянувшись, увидел, как взлетают вверх руки перебежчика и с силой опускаются к земле, вонзая в неё широкий боевой топор с обрубленным древком. С глухим звуком врезалось окровавленное лезвие в нетронутую огнищанским ралом плотную степную землю, всю пронизанную, будто жилами, корнями всяческих трав.

Рраз!.. Рраз!.. Рраз!.. – мерно ходили вверх-вниз руки воина. Только теперь Веряга заметил, что рубаха русоволосого покрыта кровью, левый рукав оторван, а кисть правой руки обмотана тряпкой.

Один из утренних перебежчиков, укладывавший на конскую попону тяжело стонавшего раненого, перехватив взор Веряги, пояснил:

– Друга своего хоронит. С детства вместе росли, как братья, где один, там и другой. И здесь в одном месте встретились, только по разные стороны. Вот в бою один и сложил голову… Эх! – сокрушённо вздохнул воин. И, подхватив края попоны, он вместе с напарником понёс раненого к остальным увечным, собранным в лощине, где над ними колдовали два пожилых кудесника.

Ещё через день Верягина тьма вышла к Перуновой Прилуке.

Солнце ещё не успело выпить всю утреннюю росу, как прямо на полудне вновь заклубилась пыль, – то приближалась многочисленная печенежская конница.

Ещё накануне, когда схватились со Славянской тьмой, Веряга понимал, что для встречи печенежского войска одной его тьмы слишком мало. Поэтому сразу же послал гонцов в Киев с просьбой о подмоге, а заодно сообщить о стычке с хазарскими русами.

«А пока не подоспела подмога, будешь ты вертеться как белка в колесе. Исхитряйся как хочешь, а печенегов на Киев пропустить не должен. Всё чутьё своё темницкое, весь опыт воинский применяй, а врагу стань неодолимым заслоном!» – наказывал сам себе Веряга.

Разделив тьму, он велел одной части скакать по степи, поднимая пыль, будто их не менее трёх-четырёх тем. Сам же с другой половиной незаметно оврагами и перелесками ушёл к непровскому берегу.

Без излишней суеты каждый занял своё место в боевом порядке. Какое-то время русы стояли, выжидая. Некоторые поднимали очи к сияющему Хорсу, прося у него ярой силы. Иные вдыхали широкой грудью вольный, настоянный на степных травах воздух и молили Стрибога дуть в сторону врагов и засыпать прахом их раскосые очи. Третьи вспоминали оставшихся в Киеве родных и проникались мыслью, что их жизни зависят, может быть, от исхода этого боя.

Едва печенеги приблизились, как на них с воинственными кличами ринулись русские полки. В тот же миг засадная конница, стоявшая в перелеске, по знаку Веряги воздела мечи и, провозгласив славу Перуну, неожиданно ударила сбоку.

Теперь русы рубились не как день тому, а отчаянно и яростно. Эта битва была правой, а значит, силы у каждого воина прибавлялось втрое.

Ждавшие встречи с обещанной хазарами Славянской тьмой печенеги были ошарашены внезапным нападением. И не могли вначале понять, сколько русских тем противостоит им. Поэтому после первой стычки, опасаясь попасть в русское коло печенежская конница быстро отошла в степь.

109